Я снова пишу с трудом. Руки дрожат, ноги не держат — всю ночь, глатая слезы, я ладонями собирал прах человека в мусорную урну.  

Все дело в том, что несколько недель назад в студии стартовала кампания «Фильтруй моветон!». Началась она, как и все подобные акции, с постоянно бдящего инстинкта грамотности и перфекционизма нашего горячо любимого директора. Поводом же послужила невинная привычка офис-менеджера неоправданно часто применять в своей разговорной речи уменьшительно-ласкательные суффиксы. Например, в телефонной беседе бедняжка часто называла «электронную почту» даже не «электронкой», а «электронОЧкой». Манера, что и говорить, не самая высококультурная — я согласен. Когда в воскресенье ты два часа подряд ходишь по торговым рядам, выбирая себе, например, футболку с умыслом завтра же покрасоваться ею перед коллегами, то кругом только и слышишь, что «футболочки», «брючки», «юбочки», «красненькие», «красивенькие», «гламурненькие» и так далее до бесконечности. Да, бороться с этим, конечно, нужно. Я и сам всегда реагирую на все эти «юбочки» довольно болезненно — театрально закатываю глаза, бросаю в полголоса фразу типа: «Убил бы!». Но я же говорю это МЕТАФОРИЧЕСКИ! Я же ведь не собираюсь никого убивать по-настоящему!!! Вот поэтому я и не директор. Впрочем, обо всем по порядку...

В солнечный радостный понедельник директор собрал коллектив на планерку. В принципе, все как обычно — обсудили текущую «горячку», обычные проблемы. Необычным было то, что директор был одет в новую футболку, и говорил подозрительно мягким, ласкающим голосом. Позже я понял, что таким образом он прощался с одним из нас... 

После того, как все было обговорено, а работники приготовились разойтись по своим местам, директор встал и громко заявил: «А теперь о главном!». Все переглянулись... Директор достал из-за кресла метровую черную палку. Оказалось, что это — телескопическая удочка в чехле. Я спросил: «Ты хочешь позвать нас на рыбалку, директор?». Он ничего не сказал. Просто печально посмотрел на меня и спросил: «А Анечка здесь?». Мне все это сразу не понравилось. Обычно директор обращается ко всем работникам по имени и отчеству. И из-за этого его печального «Анечка» остальные тоже стали вытирать внезапно выступивший холодный пот фирменными «пилигримовскими» платками... 

К слову, 23-летняя Анна Ивановна еще вчера была нашим офис-менеджером. Была... Как странно звучит это слово в одношение молодой девушки. 

Директор начал развязывать шнурок, который обвивал чехол, и произнес: «Всю последнюю неделю мне не дает покоя один вопрос — являемся ли мы дизайн-студией, способной задать и поддерживать высокий культурный уровень наших изданий?». Он на некоторое время замолчал, разыскивая глазами ножницы для того, чтобы разрезать упрямый шнурок, и продолжил: «Но как мы можем нести культуру в представительскую продукцию, когда люди, представляющие фирму клиенту, используют в своей устной речи жаргон продавцов торговых центров? Разве мы — торговый центр?». 

Кто-то спросил: «А разве кто-то из нас говорит так, директор?»

Директор вздохнул, поднес к уху воображаему телефонную трубку, театрально закатил глаза и, передразнивая женский голос, произнес несколько фраз, делая особый акцент на суфиксах:

«А вы мне скиньте свою электронОЧКу, я вам письмЕЦо напишу!»
«В принципе, стандартный буклетИК — вовсе не дорого!»
«Ну, я вам тогда прайсИК скину, вы уже сами вариантИК выберите!»
«Нет, что вы, принтер всегда немного неточно передает цвет — на самом деле, логотипЧИК на синеНЬКОй обложке будет вполне красивЕНЬКИм!»

Затем его лицо вновь вернуло себе выражение печали, и директор, сокрушенно качая головой, произнес: «Да! Я был удивлен сам. Но к сожалению лично слышал сие в прошлую пятницу из уст нашей с вами Анечки. А вчера — в воскресенье — я два часа провел в магазинах в поисках вот этой вот футболки. И понял — надо нести культуру в массы всеми доступными способами. Но как? Как нам нести культуру, когда мы сами не избавились от моветона в своей речи?!! А посему, позвольте представить — моя электронная удочка! А если коротко, то ЭлектронОЧКа!», — директор уже распаковал удочку, раздвинул ее во всю длину и, продолжая говорить, стал прикручивать к ее рукоятке небольшой агрегат. 

«Это — конденсатор! Он накапливает электрический заряд напряжением в 30 000 Вольт. Через всю удочку от конденсатора идут провода. Они заканчиваются маленьким металическим жалом на самом кончике», — пояснил он, оглядев присутствующих, и продолжил: «А сейчас я покажу вам, как моя ЭлектронОЧКа действует». Мне это не понравилось еще больше, чем его молчание, поэтому, на всякий случай, я немного отодвинулся.

«А вот в том — дальнем — конце комнаты вы можете увидеть нашего офис-менеджера, который в данный момент разговаривает с клиентом по телефону. Попрошу тишины и внимания! Прислушаемся!», — директор перешел на шепот, чуть подался вперед, демонстративно повернувшись в сторону Анны Ивановны правым ухом и приложив к нему ладошку на манер рупора. В этот момент в другом конце кабинета Анна Ивановна увлеченно беседовала о чем-то по телефону. И в гнетущей тишине к своему ужасу мы все отчетливо услышали именно то, пародию на что директор показывал нам всего пару минут назад. Я побледнел, когда понял, что Анна Ивановна только что произнесла «А давайте сделаем проще — вы мне свою электроночку скинете, я вам на нее письмецо с прайсиками отправлю».

С торжествующим видом Директор выпрямился, оглядел присутствующих и произнес: «Вот! Я же вам говорил! Так нельзя! Нельзя!! Никак нельзя!!!». «Анечка! Анечка!», — позвал он Анну Ивановну. Анна Ивановна повернулась и, прижав трубку к груди, с мягкой ангельской улыбкой произнесла: «Да, наш любимый директор, ты хотел меня о чем-то спросить?»

Директор вытер слезы и направил удочку в сторону девушки. Удочка действительно была очень длинной, и у бедняжки не было ни единого шанса — даже если бы она побежала. Директор произнес: «Милая наша Анна Ивановна! Поверьте, я очень сожалею, но — выбор сделан. Ничего личного, вы хорошая девушка, но нам придется расстаться с вами. Прощайте...». Он немного повернул руку и коснулся концом удочки руки Анны Ивановны. Та не пошевелилась, лишь недоуменно посмотрела на нас своими огромными голубыми глазами. Директор же обвел присутствующих взглядом, словно проверяя — все ли увидят то, что он сейчас сделает. Затем он повернулся к Анне Ивановне, прокричал: «Так будет с каждым! Фильтруй моветон!!!», — и нажал какую-то кнопку на рукоятке удочки. Раздался громкий хлопок. Комната мгновенно наполнилась светом и гулом. Яркая вспышка заставила всех зажмуриться, а когда мы, пошатываясь и зажимая ладонями звон в ушах, открыли глаза, все было кончено...

Директор подошел к горстке пепла, из которой на него смотрели неизвестно как уцелевшие глазные яблоки Анны Ивановны, сохранившие при этом удивленное выражение. Директор послал глазам воздушный поцелуй, поднял с пола телефонную трубку, сдул с нее остатки Анны Ивановны и поднес к уху: «Анна Ивановна сейчас не может продолжать разговор, но если вы дадите мне адрес вашей электронной почты, то наши специалисты вышлют вам коммерческое предложение». Затем он положил трубку на место, вернулся к своему столу и начал отсоединять конденсатор от удочки. Все молчали. В тишине Директор устало произнес: «С этой штукой я могу достать любого, даже не вставая со своего места... За вами всеми теперь глаз да глаз. Моветон не пройдет! Это вам обещаю я — генеральный директор дизайн-студии «Пилигрим». 

Дальнейшее я помню слабо — кто-то причитал, кто-то плакал, кто-то попытался звонить в скорую помощь... день и рабочий вечер прошел как в тумане. Ночью я остался в офисе — нужно было привести все в порядок. Когда я, наконец, закрыл урну крышкой, наступило утро. Я вымыл пол, вытер остатки праха со стола и кресла, а затем отряхнул его со своих ног и сел за компьютер — выплеснуть на бумагу душевную боль. На полу в углу кабинета гудит конденсатор. Директор оставил его включенным в розетку на всю ночь — заряжаться. А урна с Анной Ивановной стоит сейчас в офисном шкафу за стеклянными дверцами. Рядом, на полке, лежат удивленные глаза Анны Ивановны, чтобы все помнили — за нами теперь глаз да глаз, поэтому моветон и безграмотность в нашей студии не пройдут. Они ВЫЖИГАЮТСЯ! Такая вот у нас добрая, но непреклонная традиция. 

Sonar. Мемуары